Кто убил четырёх христиан в осаждённом Славянск

Материал взят из статьи "Восхождение: Кто убил четырех христиан в осажденном Славянске" издательства Фокус

Молитвенное собрание

Поговорить с Александром Павенко, пастором церкви «Преображение Господне» и отцом двух замученных «ополченцами» христиан, 30-летнего Рувима и 24-летнего Альберта, мне так и не удалось. На вечернее собрание в бывшем Доме культуры имени Артёма я опоздал. День был будний, но народу в зале набралось много. Пастор уже заканчивал свое приветственное слово. В голосе его не было надрыва, но грусть присутствовала:

Материал взят из статьи "Восхождение: Кто убил четырех христиан в осажденном Славянске" издательства Фокус

— Не мстите за себя, но дайте место гневу Божьему. В скорби будьте терпеливы. Трудно, братья и сестры?

Зал шумит, соглашается, мол, трудно.

— А надо, — подытоживает пастор. — Жертвовать Богу, это себя жертвовать. И мы не знаем кто следующий и по какому поводу.

Песнопения, проповедь, вновь песнопения. «Благослови Господа, душа моя» — вариация на песнь царя Давида. На сцене появляется дьякон Александр Гайворонский. Он цитирует любимые места из Библии недавно замученного брата во Христе Виктора Брадарского, псалом 118-й: «Истаевает душа моя о спасении Твоём; уповаю на слово Твоё. Истаевают очи мои о слове Твоём; я говорю: когда Ты утешишь меня? Я стал как мех в дыму, но уставов Твоих не забыл. Сколько дней раба Твоего? Когда произведёшь суд над гонителями моими?»

Вздыхает зал, в холле слышен детский визг. Шушукаются христиане. Молятся, плачут, надеются, скорбят, кивают, охают. Кто следующий? По какому поводу? За что? Ответ от Бога приходит не сразу. Трудно терпеть, а надо.

После собрания подбегаю к пастору:

— Давайте поговорим об этой трагедии.

Александр Афанасьевич на пару секунд закрывает глаза:

— Не могу, поймите меня, не могу. Может, кто из братьев что скажет, — и проводит неопределённо рукой по залу. Рука останавливается на дьяконе Гайворонском.

Гайворонский перечисляет добродетели погибших братьев: верующие, радостные, деятельные ребята. Были. Занимались бизнесом, помогали приютам, проповедовали в тюрьмах, раздавали Библии. Во время осады Славянска вывозили беженцев, кормили голодных.

— Если можно, два слова о каждом, — настаиваю я.

— Рувим Павенко. Старший сын пастора. Было ему лет тридцать, занимался строительным бизнесом. Кажется, производством металлоконструкций. Замечательно пел…

Гайворонский тяжело вздыхает и продолжает:

— Альберт Павенко. Пареньку было двадцать четыре. Год назад женился. Жизнерадостный такой. Где работал? Торговал электротоварами.

Гайворонский обводит взглядом холл молитвенного дома, словно ищет глазами убитых братьев.

— Владимир Величко. Дьяконом был, он моего возраста. Работал на пилораме. Прекрасная семья — восемь детей. С детворой любил играть. Когда проповедовал, приводил примеры из детских книжек.

Опять пауза.

— Виктор Брадарский. Тоже дьякон, тоже моего возраста. Очень хорошая семья, трое деток. Хорошо пел под гитару, молодёжь к нему липла. У меня было ощущение, что он наслаждался Божьим присутствием, жил в нём.

Какое-то время молчим. Когда теряешь близкого человека, мир начинает обваливаться, как штукатурка, но не сразу — вначале должно прийти осознание того, что этот человек уже ушёл. Гайворонский смотрит сквозь меня. Кажется, в сумраке холла, в случайных звуках, в детских голосах на улице он ещё угадывает присутствие братьев.

— Расскажите, как всё происходило, — мучаю я его.

— На Троицу во время службы приехали несколько ополченцев в балаклавах с автоматами.

— То есть террористами вы их не называете?

— Когда я говорю о ком-то, я говорю так, чтобы мне мои слова не стыдно было повторить в глаза этому человеку. В слове «террорист» есть политический оттенок. А здесь мы имеем дело не с политикой, а с врагом душ человеческих, который действовал через этих вот, в балаклавах.

— Итак, приехали на Троицу.

— Да. В церковь не зашли. Прошлись по стоянке. Они что-то кричали. Вообще, злые были. Когда верующие вышли, выяснили, чьи машины, приказали владельцам сесть в них, к каждому приставили по автоматчику. Увезли. Больше мы братьев не видели. Надеялись до последнего, что они в плену. А их избили и на следующий день расстреляли.

— «Ополченцы», выходит, хотели просто машины «отжать»? Перед бегством?

— Из города они ушли через месяц. Нелогично. Машин у них хватало — по городу ходили, как по супермаркету. Но даже если так, зачем убивать? Нелогично.

— Из официальной версии следует, что их убили за помощь украинской армии.

— Они не оказывали помощи никакой армии. Лично я вижу одно объяснение: враг душ человеческих…

Казнь

Деталь: «ополченцы» подъехали к церкви «Преображение Господне» на автомобиле LoganUniversal, который за несколько дней до этого «отжали» у пятидесятника из соседней общины Геннадия Лысенко — из церкви «Добрая весть». Геннадий тоже прошёл через подвал СБУ (в нём держали «врагов «ДНР»), чудом выбрался. Пастор Пётр Дудник звонил во все колокола: обрывал телефоны городского начальства, связывался с фондом Рината Ахметова «Развитие Украины».

Что позволило Геннадию спастись, неизвестно, да и не суть важно, интересно другое: что он чувствовал в подвале. Это позволяет хотя бы отчасти понять, что испытывали перед смертью его братья по вере. Беседуем с Геннадием во дворе христианского центра «Добрая весть». Лысенко — статный мужчина, выглядит моложе своих 44 лет.

— Взяли меня 2 июня. На первом же допросе заявили, что я якобы кормил украинскую армию, передавал какую-то информацию Правому сектору. Что видел, что чувствовал? Что тут увидишь: глаза скотчем завязаны, хотя во время допроса развязывали.

— Страх был? — спрашиваю.

— На удивление, ни шока, ни паники. Благодаря Богу сохранялась ясность ума и понимание происходящего. Я внутренне приготовился к смерти, смирился и успокоился. Покаялся в том, чего не успел в жизни сделать, хотя должен был. Вспоминал Писание, пытался постоянно находиться в молитвенном состоянии. Поддерживала мысль, что успел позвонить жене, знал, что она будет молиться.

— Кто вас допрашивал?

— Я знал этого человека, по работе пересекались: я строитель, он строитель. Здоровались раньше. Я почувствовал, когда он начал лгать во время второго допроса: «Статья у тебя расстрельная, никто за тебя не просит». Через какое-то время говорит: «Я решил тебя помиловать. А вот машина твоя пойдет в пользу республики».

Геннадий замолкает, изучающе смотрит на меня, видимо, решая, можно ли со мной говорить о серьёзных вещах. Решился:

— Я почему вам его имени не назвал? Не он это был.

—В смысле?

—Взгляд такой, как будто на тебя сквозь этого человека смотрит чудовище, а не сам человек. Слава Богу, что всё закончилось.

— Машину не жалко?

Геннадий улыбается, подходит к припаркованному в церковном дворе автобусу, открывает дверь и говорит:

— Завтра на нём в Одессу поеду. Раньше мы туда беженцев везли, теперь вот забираем. Видите, как Бог распорядился: забрал машину — дал автобус.

Христиане, попавшие в тот же подвал СБУ спустя пять дней, вероятно, тоже молились, тоже испытывали на себе взгляд того же чудовища. Но Геннадия не били — их били. По одной из версий, до смерти.

О том что, как и в какой последовательности происходило, рассказал мне один из прихожан церкви «Преображение Господне», попросивший не называть его имени. Брат (назовём его так) поначалу занимался поиском тел единоверцев, затем начал проводить что-то вроде собственного расследования. Вот его реконструкция событий:

— Когда братьев забрали, у «ополченцев», скорее всего, не было чёткого намерения их убивать. Вероятно, планировали «отжать» машины, попугать. Они так уже не раз делали, держали кого-то в подвале по 15–20 дней, правда, обходилось без зверских экзекуций. Но что-то на этот раз их взбесило. Понимаете, наши ребята были очень чистые: лицом, словом. Возможно, это и взбесило. В соседней камере слышали их крики — братьев били долго. Чтобы крепкие мужчины так кричали, надо было бить очень сильно. Думаю, мучители вошли в раж и в какой-то момент поняли, что заигрались. Чтобы скрыть свои зверства, попытались сымитировать смерть братьев в горящем автомобиле. «Ополченцы» позволили им сесть в самую дешёвую из имевшихся машин — в старенькую Cevrolet Evanda, которая принадлежала Виктору Брадарскому. Может быть, сказали: «Езжайте, мы вас отпускаем». Когда машина уже ехала, братьев начали расстреливать одиночными выстрелами из автоматов Калашникова. Расстрел начался в 3.45 утра, закончился в 4.00. Логики в такой долгой казни не было — каждый выстрел был смертельным. Видимо, палачи получали удовольствие от самого процесса. Что было потом? Машина загорелась. Утром местные жители перенесли останки в морг. Кому принадлежали обгоревшие тела, в тот момент никто не знал. В морге они пролежали до 10 июня, пока там не выключили электричество. После чего тела захоронили в братской могиле возле детской больницы.

— Скажите, — я с трудом подбираю слова. — Вот братьев-христиан убили представители так называемой «Русской православной армии». Это что, религиозная ненависть православных по отношению к «инославным»?

— Нет, — голос брата твёрд. — Такое преступление не могли совершить верующие люди. Это зло в чистом виде, дух злобы. А прикрываться палачи могут чем угодно: православием, военной необходимостью, чем-то ещё.

Православные. Не могу назвать себя полноценным православным христианином — в церкви в последнее время бываю редко. Но я крещён и венчан в каноническом православии, прадеды мои были священниками. Наверное, поэтому, пока бродил по Славянску, собирая факты, надеялся наткнуться на свидетельство того, что кто-то из православных батюшек заступился за пятидесятников, помог какому-нибудь «инославному» христианину в экстремальной ситуации. Увы. Зато свидетельств того, как здешние священники духовно окормляли террористов — множество. Да, священники лично не избивали пятидесятников и не убивали. Но морально поддерживали тех, кто избивал и убивал. Правда есть правда.

Дмитрий Фионик,
чиать всю статью: ФОКУС